Лео Турини освещал автоспорт в итальянской прессе с начала 80-х и был знаком со многими героями Формулы 1 той эпохи, но сегодня в своём блоге он поделился воспоминаниями о событиях, произошедших в последний день апреля и 1 мая 1994 года…
Надеюсь, все живы-здоровы.
Отвечу на один главный вопрос, который сегодня задают многие. За последние четверть века с лишним мне не раз приходилось делиться воспоминаниями о том дне. С тех пор прошло немало времени, кроме того, за эти годы произошло немало других важных событий, поэтому эмоции всё-таки несколько стихли.
Но я всегда отвечал, что 1 мая 1994 года, когда произошла та катастрофа в Имоле, это день, когда была разрушена Легенда. По силе шок можно в какой-то мере даже сравнить с тем, что мы испытали 11 сентября 2001-го. Или с событиями, произошедшими в Далласе 22 ноября 1963 года, потрясшими людей того поколения, когда был убит президент Джон Кеннеди.
Те, кто там был, и у кого нормальная память, смогли бы в деталях рассказать, где они находились в тот день и как узнали о случившейся трагедии.
Один мой друг, знаменитый футбольный вратарь Дино Дзофф, как-то поделился: "Понимаешь, я в тот день сидел на скамейке запасных клуба «Лацио», но ничего не помню, кроме той невероятной боли, которую почувствовал, когда узнал о гибели Айртона в повороте Tamburello".
Всё именно так, и любые попытки как-то избавиться от тех воспоминаний обречены на провал. Нас с Сенной связывали дружеские отношения, и через два дня, 3 мая, я должен был вместе с ним лететь в Бразилию…
Эта рана никогда не затянется. Несмотря на то, что прошло столько времени…
А теперь перейдём к событиям, предшествовавшим тому роковому дню.
30 апреля 1994 года. Именно тогда мы в последний раз виделись. Сенна был очень религиозным человеком, с почти мистическими представлениями о жизни и смерти, и считал, что всё зависит от непостижимой воли Провидения.
Из-за этого я даже испытывал некую зависть. Я не завидовал его славе, скорости или богатству. Я завидовал его Вере.
Поэтому в последний день апреля я не был удивлён, когда осознал, насколько болезненно он воспринял известие об участи Роланда Ратценбергера, погибшего на той же трассе в Имоле.
Мы встретились с Айртоном в боксах. Я собирался что-то у него спросить, но он одним лишь взглядом дал понять, что не расположен к беседам. Не тот случай. Но вот уже двадцать шесть лет я корю себя за то, что всё-таки не попытался с ним поговорить.
Это ничего бы не изменило, и, конечно, если человек считает, что на всё Воля Божия, то он отступает перед обстоятельствами, недоступными пониманию, перед судьбой… И всё-таки я виню себя, ведь какие-то слова Айртона остались невысказанными, и я их уже никогда не услышу. Никогда.
